Ноябрь часто действует на женщин как бутылочка живого Божоле Нуво.  Охлажденный до нужной температуры, с легким, едва различимым вкусом летних надежд, опьяняющий, а потому добавляющий решительности в выборе нового партнера в условиях ежечасно надвигающейся суровой одинокой зимы. Хотя бы сексуального партнера.

Отношения, завязанные больше на отчаянии, чем на искренней симпатии, вряд ли просуществуют долгие годы. Но зиму помогут пережить. Как раз пока не закончатся все запасы этого прозрачного красного терпкого пособника во всех сомнительных делах.

Если уж откровенничать, был он – ни то, ни сё. Много спорного и ничего ярко-выраженного. Вроде и не старый, а какой-то тяжелый и томный в движениях, в эмоциях, в жестах. Вроде и не дурак, а вроде и часто употребляющий громоздкие смысловые конструкции совершенно не к месту. Не скупой, но и не щедрый. Не уродливый, но и не так чтобы ах. Официально неженатый, но с налетом постоянной, скорее всего, гражданской ухоженности.

Маша была готова провести с ним ночь.

Именно ночь. Его день мало интересовал нашу героиню, это стало ясно на второй половине первого свидания, когда страх остаться одной навсегда, и на эту зиму в частности, отчаянно боролся со скукой. Но она все-таки решилась пойти на компромисс в пользу начинающего отчаянно мерзнуть организма.

Подруга Маши прочла недавно ей целую лекцию о том, как плачевно сказывается долгое отсутствие сексуальных отношений на женском организме. На очень женский, очень давно разведенный организм. Напугала страшными последствиями и приближающимся дедлайном. По-настоящему напугала. Во-первых, она - врач, а во-вторых, Маша и сама об этом часто думала. Хоть она и недовольно фыркала над чаем и под тяжелой правдой заботливой подруги, домой ушла с ясным намерением срочно изменить свой осенний печальный анамнез.

Коротко повествуя, звезды сошлись на том, что надо бы решиться. Компромисс в пользу тела звался Антоном. Простят меня все мужчины за то, что я осмелилась назвать вашего брата "ни то, ни сё". Но я надеюсь на ваше понимание после прочтения сей краткой банальной истории.

Еще немного посомневавшись, посоветовавшись с гороскопом, сонником, прогнозом погоды и своим паспортом, Маша наметила дату своего грехопадения. Приготовилась по всем слегка подзабытым правилам. Надела самое удобное для быстрого снятия платье, глаза накрасила ярко, губы не тронула, прошлась воском по всему телу, волосы на голове стянула в конский хвост. Спросите, почему не распустила локоны? Локоны – это для флирта, соблазнения, обещания когда-нибудь поддаться искушению. А Маша была решительно настроена просто отдаться, так сказать, отработать ночь на пользу тела, чтобы еще какое-то время можно было не думать о тех горьковатых предостережениях, которые вместе с мятой и медом подруга добавила в чашку чая. Решилась на профилактические меры, пока не встретился тот, которого сознание, в отличие от тела, готово ждать сколько угодно.

Антон вопреки Машиному настроенному на разочарование женскому чутью был достаточно нежен, заботлив и деликатен. Не поленился и подъехал на своем огромном джипе к самому подъезду, чтобы не пришлось перескакивать через покрывающиеся ледяной коркой лужи. Преподнес цветы, длинноногие стройные розы, аж три штуки. Предоставил даме право выбирать ресторан. Из трех предложенных. Надушился, побрился, нагладил белую в тонкую серую полоску рубашку. Маше, сидя в теплой уютной машине с подогревом передних сидений и доносящимся с заднего сладким ароматом дорогих цветов, начинал нравиться этот не такой уж и сложный компромисс. Она даже сама взяла его за правую руку, пока он левой небрежно вел машину, тем самым пытаясь предупредить свой организм о том, что плотской радости осталось подождать совсем недолго. Всего одну бутылочку вина. Конечно, Божоле Нуво.

Говорил Антон много, судя по всему тоже немного нервничая, как будто все еще не веря, что дама уже согласна на все. Его шутки, которые он вычитывал в телефоне, к месту занимали паузы и продлевали чудесный эффект от выпитого вина. После третьего бокала Маше он начал нравиться по-настоящему. Этой своей какой-то мальчишеской возбужденностью перед священным актом. Актом оздоровления.

После десерта и второй бутылки Маша предложила перебраться в отель. Когда они зашли в выбранный Антоном полулюкс, свет он не включил, нагнетая романтичность. Начали целоваться. Из окна сочился холодный лунный свет, окутывая поэтической дымкой два силуэта, сросшихся в один. Чуть выше среднего роста. Вот так, впервые в жизни не желая продолжения, не строя грандиозных планов на совместное будущее, не зная толком, кто этот мужчина, прижавшийся так страстно, не жалея наглаженной рубахи, отчаянная (не путать с "отчаявшаяся") женщина получала простое телесное удовольствие.

Маша нежно обняла его подкачанные плечи, благодарно принимая его средней тяжести поцелуи в губы, щеки, мочки ушей, шею, открывающуюся в уже расстегнутом платье утомленную ожиданием грудь. Он приспустил лифчик и жадно вцепился двумя руками. Левой – в правую, правой – в левую.

- Как у моей дочки…Один в один…

До Маши не сразу дошел смысл страстного шепота. А даже когда дошел, от этого ей легче не стало. Она чуть отстранилась, пытаясь посмотреть новоявленному любовнику в глаза.

- Что? Что именно один в один?

В глаза. На свою грудь. Снова ему в глаза.

- Ключик, говорю, на шее у тебя, как у моей дочки.

Маша опустила голову вниз. В лунном свете мелкими камушками сверкал серебряный ключик на тонкой цепочке. Несколько напряженная женщина облегченно выдохнула. Снова положила руки на предложенные плечи, продолжили знакомиться поближе.

- Ей уже двадцать два. Вышла замуж, в Москву уехала.

Маша старалась не обращать внимания на шепот не по теме. Тем более, что Антон шептал это очень тихо, жарко и томно. Платье уже лежало на полу, пара медленно передвигалась от входной двери к постели.

- Целый год уже ее не видел. За москаля вышла, представляешь?

Игнорировать шепот перестало быть возможным, так как Антон уже не просто шептал, а требовал взаимодействия, прекратив целовать Машу. Он уставился на нее, будто пытаясь рассмотреть в ее опьяненных вином и желанием глазах, правильная ли у нее реакция на озвученную геолокацию места жительства зятя.

Слово "москаль" Машу, мама которой была родом из Смоленска, а папа - из Ивано-Франковска, смутило, но не отрезвило. Она была настроена идти до конца. Посему сдвинула чуть брови, ровно настолько, чтобы Антон почувствовал в ней союзника, уложила его на кровать и принялась горячо целовать, давая понять, что разговорам самое время кончаться.

- Говорил ей, не надо за него выходить... А она – любовь... Какая такая любовь... Москаль – он и есть москаль...

Маша пыталась заткнуть непрерывно шепчущего Антона то своими губами, то пальцами, то грудью. То левой, то правой. Это даже немного заводило ее. Она забыла о своем стеснении, длительной паузе в практике и о том, что раньше старалась избегать некоторых, совсем уж неприличных в ее понимании поз. Пошла на решительные меры и заняла делом все его лицо. Наступившая тишина отозвалась разлившимся по телу наслаждением.

Когда Маша пересела чуть ниже, Антон начал опять нашептывать свои патриотические размышления. То ли количество выпитого вина, то ли твердая политическая позиция не давали мужчине расслабиться даже в таком положении, должном расслаблять всякое тело, даже активно мыслящее.

Маша, получив свою долю удовольствия, начала раздражаться. Особенно, когда Антон периодически вопрошал: "Ты со мной согласна?". Доказывать свою любовь к Родине ей сейчас точно не хотелось и представлялось совершенно абсурдным.

Маша сместилась еще чуть ниже, желая поскорее закончить это ток-шоу. Антон притих, но, как оказалось, всего на несколько секунд, чтобы потом разразиться на всю комнату окончательно оглушившим Машу политическим оргазмом:

- А Путин – х…о.

Маша на мгновение застыла, потом резко встала, включила свет, быстро надела чуть примятое платье, взяла в руки белье, пальто, туфли и сумочку и выбежала в коридор, пока лежащий на постели в позе звезды Антон пытался понять, что происходит.

Наспех оделась в лифте, решила не дожидаться, пока администратор вызовет ей такси, пошла пешком домой, благо идти нужно было не более получаса. Ароматное Божоле и интенсивные телодвижения разогрели кровь, и Маша почти не чувствовала ноябрьского холода.

Заходила домой, громко смеясь. Позвонила подруге, чтобы рассказать подробности своего вечера. Та слушала внимательно, не перебивая, как врач обычно выслушивает диагноз, задавая наводящие, приглашающие к полной откровенности вопросы.

А потом очень серьезным тоном подвела итоги:

- А ты знаешь, а я с твоим Антоном согласна в главной формулировке про П. Вот разве хороший человек, пусть даже косвенно, испортит вечер женщине, тем более, когда она так остро в этом вечере нуждается?!

Примечание: рассказ основан на реальных событиях, что, однако, не дает права читателям писать политические комментарии, которые будут незамедлительно удаляться.