- Good morning! How are you? I am Alex! – в кабинет вбежал опоздавший владелец приятного голоса и отвратительного акцента.
- Hello! I am Nataly, - не отрываясь от тетрадки, ответила я. Только после я подняла глаза. Немного преподавательского высокомерия никогда не помешает со взрослыми учениками.
Я застыла в недоумении. Точно голос из прошлого. Профиль не очень знакомый. Где же я его видела?
Солидный мужчина. Я не знаю этой фигуры, этой стрижки, этих горизонтальных линий на лбу. Но глаза…
Алекс? Саша что ли? Не может быть! Не очень похож. Но сколько ж лет прошло? Пятнадцать? Если быть точной, семнадцать. Был моим любовником семнадцать лет назад. Мой Past Perfect. Подонок. Годы прошли, а ненависть осталась. Что время делает с человеком! Не узнать! Но глаза похожи вроде…

Представлюсь. Ах да, имя мое вы уже знаете. Вне школы – Наташа.
Я работаю преподавателем английского языка на курсах. У меня есть детские, взрослые группы, есть ученики, которые занимаются индивидуально. Вчера вечером позвонила секретарь и сообщила, что в десять будет первый урок с новеньким. Надо же.
Какой он новенький? Я любила его семнадцать лет назад. У меня тогда еще не было ни Анютки, ни Пашки. Даже папы еще их не было в моей постели. Которого там уже нет. Сейчас не о нем.
Так признал меня или нет?
Странно как-то ведет себя. Улыбается, вроде как признал. Точно он.
- Натали, мне надо подучить английский. Раньше знал лучше, подзабыл.
Старый пенек, ты не только английский подзабыл. Еще ты забыл, как называл меня – Нафтусей. Говорил, это ласковое. Еще тогда я должна была понять, любимых женщин так не зовут.
- Sit down, Alex.

С ударением на второе слово. Хотя, что же я злая такая. Ему сейчас должно быть… сорок шесть. Все ясно – склероз.
А еще говорят, возраст на женщинах больше сказывается. Мужчины еще долго-долго ликвидными остаются, а мы…
Ложь! Вы коленки мои видели? Тридцатилетняя обзавидуется. А грудь? А глаз?
Горит который.
А у него склероз.
Подсунула ему учебник. А я пока рассмотрю его хорошенько. Читает, переводит. Зыркнет на меня невзначай. Думает, не замечаю.
И все-то я, Сашенька, замечаю! Парфюм твой голову туманящий. Костюм идеально скроенный. И волосы седые, и морщины глубокие, и животик серьезный. Сволочь, до сих пор красив до невозможности!

- Читайте, читайте, не отвлекайтесь! Я должна понять ваш уровень.
Хотя ясен он мне стал еще семнадцать лет назад. Уровень меланхоличного бабника, коллекционера женских гипюровых сердец и шелковых трусиков. Как тяжко быть филологом! Даже оскорбить человека нельзя по-человечески. Эпитеты, метафоры, гиперболы, короче, сплошные трудности.

Не помнишь, да? Я и не сомневалась. Пропил, прокурил, про…
А я помню. То, что было лучшее между нами. До сих пор с улыбкой вспоминаю. Хоть и подлец ты, Сашуля, но галантен до женского сумасшествия. До колик. До истерики. До позднего осознания твоей никчемности. А филолога трудно с ума свести любовью, требования литературной грамотности и все такое…А оказался Past Simple.

Читай, читай, не отвлекайся.
На чем я остановилась? Так вот, лучшее в той истории – была я, умеющая любить. Как у Ремарка, Фицджеральда, Моэма; Фолкнера в конце концов.
Я и сейчас еще могу любовную истерику тебе устроить. Через столько лет. С удовольствием. Филологи люди чувствительные. И с хорошей памятью. И визгливой интонацией.
Чего кольцо снял? Ты же женат навсегда. Я это запомнила.
- Are you married, Nataly? – оторвал меня от меня.
Я закашлялась.
- No, I am not.
Все ясно. Склерозник меня не помнит. Пристает наново. Эту фразочку научился красиво произносить, без акцента.
Раскусила, узнала, вспомнила.
- На сегодня урок окончен. Я подберу вам учебник. Приходите в следующую пятницу. Всего доброго, Александр. Bye-bye!
- See you, Nataly, - надо отметить, сказал несвойственно грустно. Неспешно встал и удалился из кабинета, оставив за собой шлейф мускуса и ненужных воспоминаний по «чужому-лучшему».
Откажусь завтра. Пусть найдут мне замену. Не хочу. Больно мне смотреть на него.
Все еще больно?
Люблю?
Нет, не люблю точно.
Злюсь?
Да, очень.

Не верю я в его склероз. Скорее всего, я просто изменилась, повзрослела. Столько лет прошло. Правде если в глаза. Не ощущает он во мне женщину. Не хочет даже вида подавать, что когда-то со мной…
Что ж платье свое новое сегодня не надела. Знала бы… Хоть маникюр свеженький, утренний.
Наверное, я уже старая для флирта, для любви, для интриг. Я умираю. Это женская безвозвратная смерть. Мои глаголы уже все в прошедшем времени. Будет ходить два раза в неделю и напоминать об этом. Не хочу.
Последняя надежда: может, он ослеп с возрастом? Миопия высокой степени? У меня прическа новая, цвет волос, я на десять килограмм легче, чем семнадцать лет назад. Моложе, значит.

- Наташа…
Зачем он вернулся? Добить?
- Наташа, ты не помнишь меня?
Издевается. Конечно, помню. Но молчу. Брови только сдвинула, очки даже съехали на нос. Я близорука.
- Мы учились вместе в институте. Саша Гуримов.
- Гуримов??? – мозговой переворот. У кого тут склероз? Санечка, Санек… Любил меня все пять лет, а я к этому женатику бегала. Дура дурная.
Почувствовала, как позвоночник мой стрелой выпрямился, каждый хрящик улыбнулся.
- Саш, не поняла… Какой же ты английский пришел учить?
- Ничего не поняла, дуреха. Сижу тут каждый вечер в машине перед твоими окнами. Не знал, как подойти. Не видела меня что ли?

Не видела.
Каюсь.
Раскаиваюсь.
Склероз.
Близорукость.
Какой он.
Красивый.
Добрый.
Родной.
Был.
Поздно.
Но ведь никогда не бывает поздно? Неважно, что сто лет прошло. Не страшно, что с другими жили.
Правда, а? Люди, миленькие, ведь правда?

Ну и что, что уже не двадцать, и не тридцать. И глаза не узнают. Любви у меня еще о-го-го сколько осталось. Эпитетов, и метафор, и гипербол. Я еще и ямб, и хорей включить могу!
- Санечка, Санек – а он мою руку целует. Так, что слов не хватит описать. Филологу с красным дипломом. Преподавателю высшей категории. Женщине в расцвете сил.
Старая. Придумала же глупости. Для любви не может быть женщина старой. Future Perfect я тоже учила в институте.
В конце концов, вы коленки мои видели?!